Матвеев чуть поостыл.

– Продолжай, – попросил он Левицкого. – Где нам ждать группу Наймушина?

– Их нужно ждать в Венеции. Их пропуск домой, ну хотя бы в Хорватию, подальше от жареного, – это завершение операции. А она включает в себя исправление ошибок. Только в Венеции они выйдут с вами на связь.

– Ты сказал: Михей и Кунявский одинаковы. Тебе не жалко их? Всех вместе и каждого по отдельности?

– Михей получил один приказ, Кунявский – другой. Им обоим не повезло.

– Как и нам с тобой. Давай решим, кто из нас Наймушин, а кто Кунявский, и разойдемся по углам… Расскажи мне о Михее, – попросил полковник Левицкого. – Я читал его досье, беседовал о нем с начальником курса. Но ты знаешь его лучше. Если не знаешь, с чего начать, начни… ну, скажем, с какой-нибудь дисциплины. Я знаю, он в двенадцать лет стал посещать занятия по айкидо.

Ответ Левицкого оказался неожиданным. Казалось, он давно ждал этого вопроса, но ответить смог только сейчас.

– Он так и не смог избавиться от «мягкого» стиля – плавного, мощного, свободного, контролирующего нейтрализацию неожиданной атаки. Однако он был мягок в начале, а завершение зависело полностью от него. Чего нельзя было сказать о тех курсантах, которых учили работать в жесткой манере.

– Например?

– Например, Кунявский. Он часами мог колотить в грушу, набивать руки, ноги на плетеных ковриках. То же самое относится и к Прохорову. Мне всегда хотелось выяснить, кто из них лучший. Я не знаю причины, по которым отказался от этого эксперимента. Хотя «гладиаторские» бои практиковались в «Инкубаторе», в том числе и среди девушек. Порой начальник школы получал приказ к проведению таких боев, и ворота «Инкубатора» были открыты для высших военных чинов. Они занимали места в коридоре казармы и наблюдали за поединками. Они называли это «смотреть передачу». Гвоздем программы обычно были поединки с участием Михея, Кунявского, девушек, конечно.

– Кличка Кунявского…

– Трамп, – ответил Левицкий. – В переводе с английского…

– Я знаю: козырь.

– Или славный парень. Сильный, красивый.

– Хорошо, дальше.

– Обычно поединки начинались со вступительного слова. Большие чины отчего-то любят топорный юмор. Они смеялись и аплодировали начальнику курса: «Во время просмотра передачи не работайте со сложным инструментом». Но показательные поединки скорее исключение. Вряд ли я насчитаю больше десяти. Просто из ряда вон выходящие вещи западают в память и будто множатся там.

– Я понимаю. Остановитесь подробнее на Михее.

– По сути дела, он бросил вызов улице, когда оказался с ней один на один. И в этом перечил себе, конфликтовал с собой – у него не было другого выхода. Улица – это все, что досталось ему. Но он держался подальше от уличных соблазнов – спиртного, наркотиков. Не знал, зачем ему это, словно видел будущее, сдаваться не собирался. Он и воспринял эту ситуацию как экстремальную – ему нужно выжить, и он выжил. Вмешалась ли рука судьбы? Может быть. Он встретил новый день – новый день в «Инкубаторе» – с улыбкой. И чтобы не заражать ею других, старался не показывать ее. Как не показывал рвения. Он не держался на виду, не держался в тени. Он изобрел что-то среднее, когда предложил Дикарке и Скоблику объединиться. Только в этом он видел спасение. Он понимал, что задача «Инкубатора» – переделать его. Он делал вид, что уступает, на самом деле, имея поддержку товарищей, коренным образом перестраиваться не собирался.

– Вы не мешали ему?

– Чтобы испортить его, будущую команду?

– Пару слов о Тамире.

– Она родом из Питера. Ее отца, турка по национальности, зарезали в подъезде. Кто, следствие так и не установило. Мать сорвалась в штопор, схлестнулась с мужиком из соседнего подъезда, вместе они опустились ниже канализации. Обычная отговорка Тамиры: меня выгнали из дому за то, что я зарабатывала больше, чем моя мамаша. Тамиру в Москву увезли какие-то парни. Вообще о себе она рассказывала неохотно.

– В отличие от вас. Вы всегда и всем отвечаете с охотой и откровением?

В этом вопросе была своя подоплека, и Левицкий легко вскрыл ее: речь шла о его откровениях в Чампино.

– Что сделал бы другой на моем месте? Я не напрашивался на это задание. Ключевыми фигурами в операции были мои бывшие подопечные. Я догадался об этом в кабинете Сангалло и сделал все, чтобы увести от них следствие. Может быть, моя разговорчивость пошла нам на пользу: они выполнили главную часть задания.

Глава 28

Поиск

1

В Равенне было немного лечебных учреждений. Во-первых, это госпиталь «Санта-Мария делле Кроси» на Виа ле Ранди. Там же находилось отделение «Скорой помощи». Но в первую очередь агентов заинтересовал военный госпиталь, названный в честь первого римского императора. Он находился на юге Равенны; и если считать железную дорогу пограничной чертой, то госпиталь лежал за пределами города.

Михей и Скоблик не спали сутки. Михей взял на себя госпиталь «Санта-Мария», Скоблик – «императорский». И этот день не принес результатов. Скоблик мог реально проникнуть в госпиталь, смешавшись с толпой парней его возраста, которые ожидали вызова на медицинскую комиссию. Он связался с Михеем и получил отказ:

– Мы ищем конкретного человека. Ты будешь искать его в больничных коридорах, а он тем временем покинет здание через парадную дверь. Оставайся на месте.

Основное место Скоблика – скамья напротив кованой ограды. Он видел все пространство двора, где прогуливались выздоравливающие. Двое парней на инвалидных колясках устроили настоящее сражение. Они играли в футбол один на один и в одни ворота. Они совсем неплохо справлялись с колясками, но Скоблику казалось, они еле двигаются, а он показал бы настоящий класс, считая себя асом на всем, что движется.

Сегодня он снова занял прежнее место. Поймал себя на странной мысли: поджидает двух «параолимпийцев», а про свой объект наплевал. В этой связи припомнил «ценную» информацию: Олимпиада – это промежуток времени между двумя олимпийскими играми. Он так и не понял, зачем «слоны» в «Инкубаторе» давали порой информацию, которая пригодится разве что знатокам. Скоблик казался себе тележкой, которую загружали всякой дрянью для того, чтобы она не пустовала.

Он купил жареные орешки и банку пива. Бейсболка надета козырьком назад, на носу очки в позолоченной оправе и с нулевой диоптрией. Их он купил на уличном стенде возле гробницы Данте, где всегда море народу. С беззаботностью школьника он подбрасывал орехи и ловил их ртом; пиво пил с видом большого ценителя пенного напитка. На него не обращали внимания ни священник и его пожилая спутница на скамейке слева, ни молодая мамаша с ребенком, занявшие скамейку справа, ни посетители этого райского уголка. Госпиталь был взят в живое зеленое кольцо, и эта примыкающая к нему аллея служила местом прогулок и для военных, проходящих в «Императоре Августе» лечение. Но совсем недавно распорядок был нарушен. Скоблик отмечал каждую мелочь. Еще вчера он заметил спор, возникший между постовым и пациентом. Последний уверенной походкой направлялся к выходу, делал знаки молодой женщине, стоящей за ажурными воротами, и вдруг на его пути встал постовой. Они о чем-то жарко спорили. Скоблику не нужен был толмач, чтобы понять следующее: еще вчера этот пациент мог свободно выйти из госпиталя. Сегодня – нет. Сегодня он остался за забором, хотя и вместе с женой – постовой, проверив ее документы, пропустил посетительницу на территорию госпиталя.

«Дикарка здесь», – улыбнулся Скоблик. Он получил косвенное подтверждение этому, и ощутимо переменилась работа сердца, застучавшего часто.

Он и Михей вторые сутки искали Пальмиро Сангалло…

Все связи этого дела замыкались на итальянском полковнике. Он взял Левицкого, проверял его показания на месте закладки оружия. Бойцы из его подразделения стали на пути диверсантов. Его люди пробивали локанду Андреа, они же устроили там засаду. Андреа видела джип «Ниссан» Сангалло также отчетливо, как и Дикарка в свое время.